Первой нашей целью было – найти недорогой отель со сносными условиями. Вообще в Хартуме много мелких частных гостиниц. Они малозаметны и не выделяются из общей массы зданий ни высотой, ни архитектурой. Но есть несколько хороших, дорогих отелей. В них обитают заезжие бизнесмены и туристы из числа любителей дорогих роскошей (что они делают в Судане?). На набережной Нила – в колониальном стиле «Grand Holliday Villa», рядом современный китайский отель, чуть ближе к Омдурману – старенький, но по-прежнему престижный «Hilton», по другую сторону Нила – бывший французский «Friendship», ныне переименованный в «Palace». Есть еще «Meridien», но он – в менее престижном районе, и выглядит бедненько.

Однако я не любитель тратить деньги на гостиницы. Чистый и удобно расположенный отель эконом класса как всегда меня вполне бы устроил. С третьей попытки был найден подходящий вариант. Чистоту найти не удалось. Эконом класс – пожалуйста. Любна и ее сестра Надя долго торговались и, наконец, сбив цену до 11 долларов за одноместный номер в день, счастливо сообщили мне, что сейчас мне покажут комнату. Я к этому времени уже осмотрел холл гостиницы, занимавшей четырехэтажное здание в центре Хартума. С первого этажа, занятого лавками и магазинчиками, наверх вели три лестничных пролета, стены которых были украшены старыми драными фотообоями с безымянными видами садов и парков. На втором этаже находилась потрепанная временем стойка-ресепшн, за которой сидели два грустных молодых суданца и ждали клиентов. Слева от стойки находился холл с грамотно расставленными диванами, креслами, стульями и столами. Тут же имелось нечто похожее на бар и телефонный переговорный пункт, он же, иногда, - обменник. Для осмотра моего номера мы направились на третий этаж. Любна пару раз переспросила меня, смогу ли я денек-другой переночевать здесь, а потом мне найдут нормальное жилье. Я естественно был готов к такому испытанию, потому что приехал в Африку не за буржуйскими ценностями, а за новыми впечатлениями. По правилам, чужой мужчина не должен ночевать в доме, где есть молодые незамужние женщины, поэтому к Любне домой я вселиться не мог. Кроме того, я не собирался никого отягощать своим житьем-бытьем, жизнь в гостинице даже давала мне определенную свободу, избавляя от необходимости под кого-то подстраиваться. За этими рассуждениями мы достигли дверей номера. Ключ повернулся в замке, и я увидел перед собой… тюремную камеру. Как в кино. Только, извините, параши нет. В пятиметровой комнате было одно закрашенное краской окно, выходившее… в корридор!!! Стены до середины своей были пропитаны водой! Удушливую сырость вяло помешивал свисавший с трехметрового потолка ржавый вентилятор.

- Вы привезли нам хорошую погоду! Вчера был дождь! – любезно объяснил мне через Любну служитель отеля причину сырости.

Я ужаснулся и замялся. «Африка Африкой, ну не до такой же степени!» - промелькнула мысль. Как оказалось, не до такой. Это была «проверка на вшивость». Вскоре Любна добилась, чтобы мне дали нормальную комнату, а эту оставили для каких-нибудь земноводных гостей.

Нормальная комната была такой же по размеру. Тот же вентилятор, только не ржавый. Шкаф-гардероб в лучших традициях советского мебельного производства из ДСП, металлическое кресло с подушками, журнальный стол, тумба под ТВ, сам телевизор 14 дюймов, деревянная кровать, допотопный водяной кондиционер над ней и, о чудо! – окно с резными металлическими рамами, но с таким же окрашенным непрозрачным стеклом. Удобства находились на этаже, а точнее – прямо через стену от меня, но поскольку это был маленький тихий отель, заполненный едва ли на половину, такое соседство с удобствами могло считаться даже преимуществом. Перед входом в мой номер и в санузел был небольшой открытый тамбур, так что я сначала и не понял, что санузел был не только моим. Оказалось, что кроме меня сие заведение имеют право посещать обитатели еще 2-х номеров. Внутри туалетная комната содержала раковину, душ в стене над мелкой напольной ванной и обычное для арабских стран отверстие в полу (в данном случае оно было эмалировано и обрамлено белой плиткой) со шлангом из стены вместо туалетной бумаги. Температура воды в суданском водопроводе целиком зависит от погоды. Ни холодной, ни горячей – только прохладная. Хорошо еще, что на суданской жаре она не успевает закипеть к моменту попадания в кран.

Вообще надо сказать, что номера в старых гостиницах выглядят так не потому, что суданцы не знали раньше, как надо их строить, а потому, что иначе суданский климат без кондиционера не победить. Высокие потолки, маленькие, наглухо закрывающиеся окошки, толстые бетонные крашенные стены, каменный пол – все призвано сохранить прохладу или уберечь от песчаных бурь. Я оценил это, когда выключали электричество.

Внеся оплату за первые три дня, бросив в номере вещи и взяв с собой лишь камеру, деньги и документы, я вернулся на пассажирское сиденье джипа Авада. Следующей нашей задачей было успешное и молниеносное выполнение операции «Машина в аренду». Попутно я хотел произвести первый осмотр и сориентироваться в городе.

Оказалось, что моя гостиница «Бадр Ас-Сияхи» (Туристическая гостиница «Луна») являет собой чуть ли не центр Судана. В ста метрах от нее находится вышеупомянутый «Меридиен», неподалеку – главный автовокзал столицы, откуда транспорт разъезжается во все точки страны и даже соседние государства. Этот самый автовокзал является ядром рынка – одного из крупнейших в Судане. Над этим рынком возвышаются большая красивая мечеть и пара огромных по суданским меркам зданий, на крыше одного из которых установлена необъятных размеров реклама корейской фирмы «LG».

Я не очень-то верил, что в такой, мягко говоря, нетуристической стране как Судан, можно найти машину в аренду, однако вскоре я убедился в обратном. Собственными глазами видел десятка два офисов «rent-a-car». Но мы искали не готовые и дорогие услуги, а подешевле и по знакомству – это «политика партии», с которой я стараюсь не спорить с тех пор, как у нас с Любной появились совместные планы. Блицкрига не получилось. Машина сегодня не нашлась. Но, было получено обещание одного знакомого суданца, что завтра будет Hyundai Atoz – мини-монстр, джипообразный дамский пятиместный микроавтобусик на маленьких колесиках (как у русской «Оки»). Цена 75 тыс. суданских фунтов в день всех устроила, хотя это и дороже 25 долларов, которые я за два года до этого платил в Эмиратах за Nissan Sanny. Пока обсуждали детали сделки, хозяин предложил мне и сестрам осмотреть его дом.

В доме, как это часто бывает у суданцев, живут несколько родственных семей – в данном случае три брата, два – с женами и детьми, и один – холостой. У каждого – своя часть трехэтажного дома, первый этаж – общий. Люди не бедные. Район дорогой. Добротный кирпичный дом строили вскладчину, а теперь холостяк (владелец нескольких «Атосов») занимается отделкой не только своей части, но и братьям помогает. Он человек творческий – везде у него виден полет мысли. Материалы заказывает, в основном, за границей – в Эмиратах. Сам составляет из готовых кусочков лепные композиции на стенах и потолке, сам расписывает их. Специальной техникой отделал стены в своей части – на мокрую шпаклевку напылил разноцветные мелкие камушки и какой-то золотистый порошок. В межкомнатные двери и перегородку в гостиной вставлены самодельные цветные витражи. Мебель тоже либо Эмиратов, либо сделанная в Судане по его эскизам. В общем, больше я таких необычных и нарядных интерьеров в Судане не видел. Два года человек не прекращает работу. Финиш близко. Что он дальше делать будет? Наверно, станет знаменитым суданским дизайнером.

Обещание получить автомобиль завтра нас успокоило, хотя для меня очевидной была угроза проявления 1-го и 2-го суданизмов – тех, которые касаются суданских обещаний и суданского чувства времени. Угостившись перед уходом соками и конфетами, мы попрощались с будущим дизайнером и вышли на улицу. Оказалось, что Авад тоже время не терял – он сидел у другого брата и… обедал. Он вышел к нам сытый и довольный через 20 минут. Нам тоже захотелось быть сытыми и довольными. Для этого в ближайшей харчевне были куплены большие суданские сандвичи – с мясом, фулем и фаляфелем. Фуль – это вареные бобы. Подаваемые с соусом они составляют самую популярную суданскую еду, выступая в качестве самостоятельного блюда или начинки для сандвичей. Фаляфель – это очень вкусные бобовые котлетки, обжаренные в масле. Они либо крошатся в фуль и употребляются с хлебными лепешками, либо также служат начинкой для сандвичей. Свесившись из открытого окна Тойоты, я уплетал свой первый суданский обед и разглядывал обгоняемых нами осликов, пешеходов, машины и дома. Среди пешеходов был замечен красный как рак, запыленный и потрепанный «хавáжя» (hawagia) – иностранец белой расы. Перспектива выглядеть так же через неделю африканских каникул меня встревожила.

Утомленный ночным перелетом и ожиданием в аэропорте, я был доставлен в гостиницу – отсыпаться, а Любна с Надей поехали домой. Вечером они за мной заехали. Заснул я быстро, спал крепко, был разбужен стуком в дверь номера – по просьбе Любны меня будил работник гостиницы. Было часов 6 вечера.

Несмотря на прекрасную для Судана погоду – не более +30 градусов – все вокруг изнемогало от жары. Целый день солнце в очередной раз проверяло все живое на прочность. В джипе Авада, стоявшем у гостиницы уже сидела Надя. Как только я погрузился в машину, она вручила мне кастрюльку с бараньими ребрышками. Видимо моё худощавое телосложение вызвало у неё прилив материнских чувств.

Мы ехали в Омдурман – по пятницам вечером там, у одной из мечетей, собираются суфисты (дервиши), водят хоровод с песнями и танцами, восславляя Аллаха и отрешаясь от земных грехов. Любой житель столичной агломерации знает, что поездка к дервишам – это верный способ продемонстрировать иностранному гостю суданскую экзотику и колорит. К сожалению, то ли я долго спал, то ли меня поздно разбудили, но мы доехали до места, когда уже было совсем темно, и дервиши расходились. Редкие из них – в своих цветных штопаных балахонах и с посохами – еще оставались поговорить с людьми, но действо уже закончилось. Был шанс увидеть это все через неделю – для этого Любне надо было принять волевое решение и опоздать на работу, задержавшись в Судане еще на недельку. Как выяснилось позже, жизнь сама все расставила по местам, то есть так, как надо было нам. Мы побродили в рассеивающейся толпе минут десять и направились обратно к машине. Натыкаясь иногда в темноте на какие-то холмики, я понял, что нахожусь на территории большого кладбища. Между могил от мечети разъезжались машины и повозки, уходили люди. Никто особо не заботился о целостности холмиков, подавляющее большинство из которых были не только без оград, но, часто, и без табличек. Я удивлялся.

Меня отвезли обратно в гостиницу, и все попрощались до завтра. Я купил бутылочку пепси и поднялся с ней на балкон, выходивший из холла гостиницы на улицу прямо над входом. Как же здорово теплой южной ночью устроиться где-нибудь поудобней, подставить лицо едва заметному ветерку и бездельничать, просто наблюдая за происходящим вокруг! Такие прекрасные моменты я не раз переживал и в Абхазии, и на российском побережье Черного моря, и в Эмиратах. Только там воздух был наполнен еще и ароматом моря. Облокотившись на перила балкона, я потягивал пепси и покуривал припасенный Winston Super Lights. Несмотря на поздний час, внизу все же было движение – редкие такси и Тойоты, рикши и пешеходы проплывали подо мной в обе стороны. Город засыпал, но продолжали шуметь и светиться автовокзалы на рынках, горели кое-где фонари, сидели перед зданиями мужчины, ведя неторопливые беседы в ожидании ночной молитвы. Я допил пепси, постоял еще чуть-чуть и пошел в номер – спать, набираться сил перед завтрашним днём. Перед сном я записал некоторые свои первые впечатления, что послужило началом этой книге. Уже засыпая, решил посмотреть суданское телевидение. Моему восторгу не было предела – сделанный лет десять назад в Китае телевизор имел внутри себя меню на английском, китайском и… русском языках! Но показывал он только суданские новости на арабском и противные египетские мелодрамы с кривляющимися актерами, также на арабском.

Посреди ночи я проснулся оттого, что стало душно – вырубился кондиционер. Оказалось, что нет электричества. Ладно, не беда – я ж не в Швейцарию ехал. До утра потел. Часов в 7 электричество дали, и я досыпал с комфортом. В 11 вышел в холл, заказал чаю и каких-то плюшек. Вскоре приехали Любна, Надя и Авад, который надеялся, быстро доставив меня к месту получения арендованной машины, попасть сегодня на работу.

Ничего у него не получилось. Как я и боялся, сработали оба первых суданизма. Машины не было, причем по двум причинам: во-первых, хозяин машины напрасно надеялся, что предыдущий арендатор сдержит обещание и вернет ее сегодня утром, во-вторых, само обещание вернуть машину сегодня утром предыдущий арендатор давал исключительно из уважения к владельцу машины и желания не расстраивать его по пустякам, на самом деле планируя вернуть машину на сутки позже. Ничего страшного в случившейся задержке владелец машины не видел и нам советовал не расстраиваться – в конце концов, машина будет, просто попозже.

Но мы расстроились. Я расстроился из-за того, что не было машины, а пользоваться благодушием Авада было все-таки уже неловко. Любна расстроилась, так как понимала, что пока у меня не будет машины, я от нее не отстану, требуя железного коня и, в частности, визита в дорогие офисы «рент-э-кар». Авад расстроился из-за на глазах срывающегося визита на работу. Все расстроились, кроме Нади. Она и нам подняла настроение, угостив нас ранним обедом в одном из эфиопских ресторанчиков неподалеку. Пока обедали, я заметил в ресторане несколько стройных, симпатичных девушек с непокрытыми головами. Они вели себя спокойно и уверенно, не опуская глаза перед незнакомыми мужчинами, как подавляющее большинство суданок. Кроме того, некоторые из них выделялись нескромным количеством косметики на лице. Любна мне объяснила, что это эфиопки. Они не мусульманки и могут вести себя сравнительно свободно. Заодно, она сообщила, что в Хартуме почти все женщины легкого поведения – эфиопки. Или почти все эфиопки – женщины легкого поведения. Уже не помню. В общем, мне было не рекомендовано на них смотреть.

Решили позвонить Хáсану – нашему с Любной знакомому, студенту Российского Университета Дружбы Народов, который в это время был на каникулах в Хартуме и не знал о моем приезде. Мой голос в трубке стал приятным сюрпризом для него – договорились встретиться вечером. Меня опять отвезли в гостиницу – Авад все-таки решил заехать на работу.

Я решил прогуляться по району вокруг гостиницы. Ни один нормальный суданец не пойдет в 2 часа дня на пешую прогулку, если только у него нет какого-нибудь очень важного дела в соседнем квартале. А я пошел. Это одна из причин того, что суданцы считают всех «хаваджей» неприспособленными к жизни странными и непонятными туземцами. Через 30 минут я был весьма мокр и слаб как выжатый лимон. Но я не замечал этого – жара была понятной и неотъемлемой частью Африки, с которой я только начал знакомиться. Именно пешая прогулка по «сук áраби» – «Арабскому рынку», подступавшему к моей гостинице со всех сторон, и стала для меня реальным прибытием в Африку.

Я не могу забыть этого ощущения до сих пор. Выросший в подмосковном военном городке, где с утра до вечера люди ходили с серьезными лицами, неся аккуратные дипломаты, кейсы и портфели, сумки и покупки, стояли на аккуратных автобусных остановках, надвинув головные уборы на лоб, где хмурое осеннее небо оплакивало опоздавших на сырые и холодные, ходящие по сезонному расписанию электрички, где зимний мороз заставлял редких вечерних прохожих мелкими перебежками молчаливо спешить в свои тесные, но теплые «хрущевки», где весной все, заблаговременно отпросившись на работе и отработав на субботнике, аккуратно разместив старую домашнюю утварь, рассаду и чистеньких кошек-собачек в вымытых до блеска ровно покрашенных, прошедших техосмотр машинах, устремлялись на дачу, я упивался тем хаосом и безобразием, которые творились вокруг меня теперь.

Мне казалось, что я хожу среди грандиозных голливудских декораций к какому-то фильму про африканское гетто. Вот-вот в громкоговорителе ухнет голос режиссера, и всё это начнут сворачивать, увозить, складывать, потускнеет свет, актеры пойдут в душевые и гримерные, переоденутся и, весело обсуждая последнюю сцену, разъедутся кто куда... Но, нет! Все это настоящее – можно потрогать. И люди не играют – они вправду такие разные – оборванные и грязные, чистые и старомодные, веселые и хмурые, черные, коричневые, коричневые от пыли, в «джяллябиа» или рубахах, некоторые в льняных костюмах колониальной эпохи, некоторые с дипломатами, кто-то попроще, многие в больших очках с толстыми линзами, женщины – пестрые и разные. Они все куда-то идут, машут руками, здороваются друг с другом и со мной, громко спорят, ругаются, несут мешки, газеты, упаковки, подносы, иногда несут на голове. Или стоят, сидят, лежат в тени. Пьют газировку или чай, кричат: «Эй, мистер! How are you?» Вокруг все движется – большие автобусы и маленькие маршрутки, «Хайлюксы», рикши лавируют в толпе, пытаясь пробить себе дорогу, никого не задавив. Вот проползло, кашляя, старое, как советско-суданская дружба, такси – это Toyota Corona года 70-го. На стекле – неклейка «Qatar Export», свидетельствующая о том, что это такси в первой жизни принадлежало какому-нибудь зажиточному гражданину Катара, который наверняка лет 30 назад гордился своей новенькой Тойотой. Сейчас освобожденная от таких излишеств, как приборная доска, стеклоподъемники, некоторые стекла, правая передняя фара и, видимо, половина ходовой, Тойота верой и правдой служит суданскому народу, бороздя изобилующие канавами и рвами улицы Хартума и пригородов, увозя иногда на крыше и в багажнике до полтонны багажа при четырех пассажирах. Все это происходит на узких и широких улочках и проспектах между большими и маленькими, бесцветными и красивыми, еще нестарыми и еще британскими, банковскими и гостиничными, торговыми и прочими зданиями. Вдоль зданий, на границе тротуаров и проезжей части – канавы. Это сточные ямы – конечный пункт практически всех сточных вод суданских городов. Я до сих пор верю, что для канализации существует отдельная система, но, скорее всего, не во всех районах. Если вы думаете, что весь Хартум погружен в смрадный запах нечистот, знайте – это не так. Хартум иногда погружается в этот самый запах, но только отдельными улочками и, как правило, в сезон дождей, когда «недостаточно» жаркое солнце не успевает «просушить» мусор и сточные воды, которые начинают гнить. Однако, я ни разу не испытал дискомфорта, связанного с сильным неприятным запахом, как это бывало не раз в Москве летом около какого-нибудь мясокомбината или продовольственного рынка. Просто надо привыкнуть переступать эти ямы и знать, что вплотную к зданиям машины парковать не стоит – провалиться можно.

Но пока мне парковать было нечего, и закончив прогулку распитием газированных напитков, часов в 7 вечера я снова залез в джип Авада, а там, помимо обычных пассажиров, уже сидел Хасан, сразу начавший расспрашивать меня о моих первых впечатлениях о Судане. Впечатления были, как вы понимаете, острыми и разными. В частности, при попытке снять на видео мечеть в центре рынка, я был атакован высоким худощавым суданцем-южанином в грязной и весьма потрепанной одежде. Он предъявил мне документ размером с визитку, отпечатанный на цветном струйном принтере, объяснив при этом очень сердито и доходчиво на смеси арабского и английского языков, что я занимаюсь черт знает чем, и лучше бы мне засунуть камеру себе в сумку, а то он меня отведет куда надо и там со мной разберутся компетентные люди. В общем, поскольку он и не скрывал, что он не компетентен, а только стукач, я легко его уговорил, что камера пойдет в сумку, я в гостиницу, а он дальше – искать настоящих возмутителей спокойствия и шпионов. В остальном Хартум меня восхитил своей непохожестью на всё, что я видел раньше, своей экзотичностью и красочностью.

У меня не было настроения много рассказывать, и я предоставил возможность Хасану поболтать с Любной и другими соотечественниками по-арабски, а сам уставился в окно, продолжая вживаться в новый для меня окружающий мир. Мы ехали в парк – место традиционного отдыха суданских горожан.

Парк расположен на набережной Нила. Недалеко от Хилтона. В августе солнце в Судане садится очень рано, и к моменту нашего приезда совсем стемнело. В парке горело несколько фонарей. Из полумрака яркими островками вырывались несколько киосков, где продавались напитки, закуски, воздушные шары и разные безделушки. Весь парк покрывала зеленая трава, местами затоптанная посетителями. Кое-где виднелись дорожки, посыпанные гравием. В центре парка в плачевном состоянии торчали из земли нехитрые детские аттракционы – качели, горка, разные лестницы и карусель. Из джипа был извлечен легкий плетеный ковер, термосы с чаем и холодной водой. Ковер расстелили посередине большого круглого газона, обрамленного гравийными дорожками. Мы сидели и беседовали на смеси арабского, русского и английского. Вспоминали нашу с Любной поездку в Эмираты, обсуждали Москву, Россию, русских и суданцев, мои впечатления от Хартума. Шутили и смеялись. Воздух был теплым и спокойным. Иногда с реки доносились порывы прохладного ветерка. Выпив чай и уничтожив нехитрые запасы печенья и сандвичей, мы сфотографировались на память и погрузились в джип.

Мне запомнились ночные контрасты Хартума. Ближе к дорогим гостиницам и правительственным зданиям всё освещено, местами развешаны гирлянды, иногда в темноте сверкают анимированные вывески и реклама. Ровные ряды фонарей и подсветка зданий создают впечатление благополучного курортного города. Однако стоит отъехать сто метров вглубь города, как всё погружается в кромешную тьму. Малонаселенный центр города, где преобладают офисы, конторы, кафе и магазины, ночью вымирает. Здания стоят как заброшенные – в окнах света нет, редкие круглосуточные лавочки освещают лишь маленькие островки, где-то вдалеке светятся яркой иллюминацией и рекламой пара гостиниц, бензоколонка и автобусная станция. Разноцветными лампами неаккуратно подсвечены контуры мечетей. Там, где днем царил веселый хаос и буйство красок и звуков, ночью бродят лишь голодные собаки и редкие прохожие, некоторые – пьяны. Под колесами – мусор, катаются на ветру пакеты и пластиковые бутылки, бумага. Проехав несколько больших темных перекрестков, мы подъезжаем к моей гостинице – она ярко светится в ночной пустоте. Надо же – ночью она выглядит так чисто и аккуратно!

По обыкновению вышел из холла на балкон – отсюда вид радостней. Свысока видны ярко светящиеся офисные здания вокруг «Меридиена», желтоватые, как будто пушистые, полоски фонарей, расходящиеся в разные стороны по нескольким главным улицам. Через пару домов от гостиницы – небольшая площадка перед магазинами. Там человек 20 суданцев в своих белых одеждах сидят на стульях и ящиках, пьют чай и курят кальян («щища»), спокойно беседуя о чем-то. И, о чудо! Мимо гостиницы, не спеша, проехала настоящая мусороуборочная машина. Пять-шесть рабочих-мусорщиков в бирюзовых комбинезонах, то и дело отцепляясь от огромного кузова, на котором они висят, как рыбки-прилипалы на большом ките, собирают вдоль дороги мусор, бегом догоняют машину, закидывают в ее пасть свой урожай и прицепляются снова.

Еще один день в Хартуме закончился. Завтра поеду знакомиться с родителями Любны.